Индуизм - Буддизм – Дзен-буддизм: теологический и антропологический аспекты учения и их критика с позиции христианской богословской науки.

«Я есть путь, и истина и жизнь» (Иоан. 14, 6).
Эти слова, сказанные Господом нашим Иисусом Христом вот уже более чем две тысячи лет назад, свидетельствуют с предельной ясностью о том Духовном Ориентире, о Истине и Жизни, Которая явилась и воплотилась для того, чтобы человечество обóжилось.
Казалось бы, все ясно  Христос есть Истина и Жизнь, и никто не может прийти к Богу сам собой или с помощью какого-нибудь учителя-гуру. Божественное Откровение однозначно утверждает, что к Богу приходят только через Него, Богочеловека. Теперь должно бы умолкнуть всякое философское мудрование, остановиться все человеческие искания, успокоиться взволнованные души  все решено, вечный вопрос об искании пути, истины и связанной с ними вечной жизни разрешен воплотившимся Богом Словом. От человека требуется немногое  уверовать во Христа Спасителя и жизнь свою направлять в русле Его учения, т.е. стать деятельным членом, основанной Им Церкви.
Однако, не смотря на эти очевидные вещи, христианская религия далеко не единственная в этом мире. Параллельно с ней существуют несколько т.н. мировых религий, которые совсем по-своему разрешают вопросы о понимании Бога, человека и его смысле жизни. Поэтому современному человеку зачастую сложно сделать свой выбор между той или иной религией, но гораздо легче поддаться на искушение создать нечто синкретическое, удобное для себя. И для этого человеческий рассудок выискивает те «рациональные» зерна и сходства по основополагающим вопросам, которые, якобы, присущи всем мировым религиям.  И потому так часто возникают сейчас теории, утверждающие о самодостаточности каждой из мировых религий, лишь несколько различной их обрядовой стороны и совершенно идентичной у них внутренней, стержневой идеи. И якобы, совершенно не важно кто ты по вероисповеданию, т.к. все великие учителя и основатели мировых религий говорили об одном и том же, только жили они немного в разное время и в разных точках земного шара, что и наложило свой отпечаток  на некоторые «незначительные особенности» их мировоззрения.
Так ли это на самом деле? Действительно ли Христос и Будда учили об одном и том же? Сходно ли учение о Боге, понимание назначения и смысла жизни человека, изложенное в Ведах и Библии? Для ответа на эти вопросы и постараемся рассмотреть процесс развития учений о Боге и человеке на основании столь «модных» и популярных сейчас религиозных систем индуизма, буддизма и дзенбуддизма, тем более что каждое из этих учений возникло как логическое завершение предыдущего.
Итак, придерживаясь исторической хронологии развития событий, прежде всего, попытаемся рассмотреть т.н. индуизм.
Говоря сегодня о термине «индуизм» необходимо отметить тот факт, что введен он был европейцами в XIX веке. Сами индуисты называют свою религию «хинду дхарма» или «санатана дхарма», что в переводе означает «закон индусов» или, соответственно, «вечное учение», «вечный закон» [8, с. 247]. В европейском смысле индуизм  это совокупность всех философско-религиозных учений Индии, за исключением лишь буддизма, выделившегося в отдельное направление. Однако, говоря о современном понятии термина «индуизм», необходимо помнить, что именно буддизм сыграл в его формировании далеко не второстепенную роль [2, с. 207].
На чем же основан современный индуизм? Он базирует свое вероучение на священных для каждого индуса книгах под названием «Веды». Существует четыре веды:
1) Ригведа  Веда гимнов. Гимны, а их более тысячи, различны по величине и стихотворным размерам. Создатели этих гимнов восхваляют богов (Агни, Индра, Сурья, Вишна, Варуна, позднее верховная триада [тримурти] Брахма, Шива и Вишна) и обращаются к ним с просьбами о даровании побед над врагами, материальных благ и благополучия в жизни. В Ригведе есть и гимны лишенные религиозной окраски и являющиеся древнейшими образцами индийской светской поэзии;
2) Самаведа Веда песнопений. В основном она повторяет гимны Ригведы, но приспособленные для песенного исполнения в ритуальных целях;
3) Яджурведа  Веда жертвенных формул. Она различается на белую и черную. В белой яджурведе помещены сначала стихотворные тексты; а затем прозаические. В черной яджурведе  прозаический текст следует за каждым стихотворным, к которому он относится;
4) Атхарваведа  Веда заклинаний и магических формул [3, с. 57].
По своему содержанию каждая из четырех вед делится на собственно гимны, брахманы  комментарии к ведам, араньяки (лесные книги) и упанишады (тайные, сокровенные учения) [3, с. 1213]. Веды полностью сформировались, за исключением некоторых поздних упанишад, в т.н. ведийский период (1500 год до н.э.  600 год до н.э.) [1, с. 43].
Рассматривая учение о Боге и человеке или теологический и антропологический аспекты индуизма, необходимо остановить свое внимание именно на учении по этим вопросам упанишад, т.к. именно они явились обобщением учения  древних гимнов и брахманов и именно на изложенной в них философии строилось учение шести философских школ [4, с. 146147] и на них давали свои знаменитые комментарии  Шанкара и Рамануджа. Сарвепалли Радхакришнан в своей фундаментальной монографии  «Индийская философия» по этому поводу пишет: « Упанишады (слово «упанишады» состоит из упа ни шад, «сидящий около». Это значит «сидящий около» учителя, чтобы получить наставления) являются заключительной частью Вед и потому называются «Веда-анта», или окончание Вед,  название, наводящее на мысль, что в упанишадах выражена сущность ведийского учения. Они являются фундаментом, на котором покоится большинство позднейших философий и религий Индии» [1, с. 113]. Как отмечал Блумфильд: «Нет сколько-нибудь значительной формы индуистской мысли, включая и неортодоксальный буддизм, которая не имела бы корней в упанишадах» [Цит. по: 1, 113].
Любопытен тот факт, что учение упанишад серьезно исследовали не только индусские мыслители, но и такие известные европейские философы как Макс Мюллер и Артур Шопенгауэр. Не удивительно, что и сегодня интерес к упанишадам отнюдь не ослабевает, а скорее усиливается, особенно к таким из них как Бхагавадгита.
Вообще существует около 108 упанишад. Самые знаменитые или классические упанишады следующие:
1) Древняя проза упанишад (Брихадараньяна, Чхандогья, Тайттирия, Айтарея, Каушитаки, Кена).
2) Стихи упанишад (Иша, Катха, Мундака и Шветашватара).
3) Более поздняя проза (Прашна и Майтраяни).
Общепринятой датой для ранних упанишад являются 1000  3000 год до н.э. Поздние относятся к 400-му или 300-м годам до н.э. [1, с. 116117].
Что касается учения упанишад, то совсем нелегко установить, о чем именно учат упанишады. И если в древних гимнах Ригведы мы находим довольно ясную теологическую теорию, в которой центр тяжести смешается от идеи Всеведущего и Всеблагого Творца, сфокусированной в образе Варуны до жадного к опьяняющей «соме» бога Индры, то в упанишадах, более поздних по времени написания совсем не легко достигнуть определенной ясности [5]. «Упанишады не ставят на обсуждение какую-либо теорию философии или догматическую схему теологии. Они намекают на истину в жизни, но пока еще не в науке или философии. Так многочисленны в них указания на истину, так разнообразны в них догадки о Боге, что почти каждый может искать в них то, чего желает, и находить то, чего он ищет, и каждая школа догматизма может поздравить себя с обнаружением своих собственных доктрин в сказаниях упанишад» – отмечает Радхакришнан. И, далее, он же резюмирует: «Эти сочинения содержат в себе так много скрытых идей, так много возможных значений, так богаты они источниками фантазий и предположений, что можно легко себе представить, каким образом различные системы могли черпать свое вдохновение из одного и того же источника» [1, с. 114115].
Еще более обостряя эту проблему, говорит архимандрит Рафаил (Карелин). Вот его слова: «Древневосточные религии приспосабливаются к вкусам европейцев. Почти все восточные религии и секты в своем вероучении аморфны и адогматичны, туманны и расплывчаты, их возглавляют гуру-пророки, «живые боги». У каждого гуру свое учение, своя система. Если он даже явно противоречит себе, то и это не вызывает возражений и протестов. Ученики объясняют это глубиной учения, в которую профаны не могут проникнуть. Вам всегда могут сказать, что вы не так поняли их учение, вам предложат цитату из книг или из слов того же гуру, которая диаметрально противоположна тому суждению, мнение о котором вы высказали. Свои учения гуру представляют как «древнюю мудрость», открытую через них миру. Фрагментарные тексты, выхваченные из Вед, Упанишад и Гид, комментарии к ним, призывы к любви, братству и самоотверженности создают иллюзию близости к христианству, но это умышленная маскировка. В конце вам скажут: «Мы верим в то, что верите и вы, осознавая и понимая это, а вы, отрицая нас, верите в то, во что верим мы, только не осознаете этого. Наше учение эзотерично, примите его, и вы лучше узнаете собственную религию. По отношению к христианству это будет звучать так: «Вы станете элитарными христианами, только без Христа» [2, с. 200202]. И все тот же Радхакришнан, хотя и являлся истовым апологетом своей родной индийской философии, был вынужден признать, что именно благодаря неясности учения упанишад, с одной стороны, так и богатству их  с другой, благодаря как мистической дымке, так равно и наводящим на размышления достоинствам, комментаторы получили возможность использовать их в интересах своей собственной религии и философии [1, с. 114].
Главным стержнем, на котором держится любая религия и по которому она, собственно, определяется как таковая, есть учение этой религии о Боге или теологический аспект. Теологический аспект учения упанишад также трудно разобрать и обозначить, как и все остальное их учение. В некоторых местах упанишад мы встречаем указания о первопричине всего сущего, выраженное в некоем «безграничном я». «Подлинное безграничное я  это не то я, которое просто не имеет конца. Это не одна из ограниченных вещей, но основа всех их. Это  универсальное я, которое и имманентно и трансцендентно. Вся вселенная живет и дышит в нем. «Луна и солнце  его глаза, четыре стороны неба  его уши, ветер  его дыхание» (Mundaka, I. 1; Chān., III. 13. 7). Это яркий свет, который горит в глубине личности, универсальная акаша, из которой происходят все творения. (Chān., I. 91), жизненный принцип творения (Там же, 11. 5), субъект, в котором, волнуясь, движется весь мир (Katha, VI. 1). Вне его  нет ничего. Оно содержит в себе все создание объектов [Цит. по: 1, с. 129130].
В других местах говорится о более конкретном понятии, называемом Брахманом. Комментируя учения упанишад о Брахмане, Радхакришнан пишет: «Каждое более высокое начало является более конкретным и объемлющим по сравнению с более низким, и поэтому ананда, то есть Брахман, является всеобъемлющим. Из него происходят все вещи, им все вещи поддерживаются, и в нем все вещи растворяются. Различные части, неорганический мир, растительная жизнь, животное царство и человеческое общество не связаны с этим высшим бытием каким-либо абстрактным или механическим путем. Они  единичное в том и через то, что является всеобъемлющим по отношению к ним» [1, с. 137]. Обе эти попытки объяснения первичной реальности  в принципе говорят об одном и том же безличном духе,  только в первом случае он вообще никак не называется, а во втором называется, по крайней мере, хотя бы имя, что является хотя и слабым, но все же намеком на присутствие личности.
Но все же общий вывод, к которому можно прийти, исследуя эти тексты, что в позднем индуизме практически полностью отсутствует отождествление Бога с Личностью, а скорее присутствует некий безымянный, безликий дух, называющийся Брахманом. Брахман являет собой не личность, а скорее принцип бытия, мировую душу или идею, что скорее схоже не с христианской позицией, а с учением Гегеля об «абсолютном духе», познающим себя самого [2, с. 192].
Еще более в необычном ракурсе раскрывается индуистское учение в привязке его к антропологии. Антропология, так же как и теология является неотъемлемой частью  каждого религиозного учения. Православная святоотеческая антропология гласит, что в человеке сокрыта некая тайна богословия. Адам, а также и все человечество, отобразили в себе образ Пресвятой Троицы [6, с. 121]. Через этот образ каждый человек таинственно и духовно соединен со своим Творцом. Но Личность Творца онтологически никогда не смешивается с личностью Его творения (в данном случае человека). Тождество здесь абсолютно не возможно и не приемлемо.
В индуистском религиозно-философском учении тоже говорится о глубокой внутренней взаимосвязи между объектом (Брахманом) и субъектом (Атманом), однако отсутствует ясность и последовательность в определении этих понятий. Они представляются совершенно идентичными. «Пары  объективное и субъективное, Брахман и Атман, космические и психические начала  рассматриваются как идентичные» [Цит. по: 1, с. 140]. Более того, совершенно исчезает понятие Бога как Личности. Он полностью растворяется не только в человеке, но и в природе: «Тот, кто является этим Брахманом в человеке, и кто является им в солнце  едины» (Tait., II. 8; III. 10; Chān., III. 13.7; III. 14. 2. 4; Brh., V. 5. 2; Mundaka, II. 1. 10) [Цит. по: 1, с. 140].
Тенденции превращения понятия Бога, как трансцендентного всему сотворенному, в нечто имманентное отмечает Радхакришнан: «Трансцендентное понятие Бога, содержащееся в Ригведе, здесь превращается в имманентное. Имманентное понятие Бога обнаруживается также в Ригведе (см. гимн Адите, R.V., I. 89. 10), но выделяется оно в упанишадах» [Там же].
Рассматривая связь теологического и антропологического аспектов в индийской религиозной философии архимандрит Рафаил (Карелин) отмечает: «По учению индуистов, существует только один Брахман, который живет в человеческой душе в виде Атмана. Человек  это не осознавший себя бог. Нам предлагают верить в бога, лишенного самопознания, забывшего о своем достоинстве, бога, потерявшего себя самого, бога слепого, ищущего себе в поводыри человека, бога, опьяненного иллюзорным миром, а так как иллюзия и ложь  это аспекты демонической силы, то, значит, божество порабощено сатаной. Недаром существовала поговорка, что брахман выше Бога, а с разрушением каст теперь всякий индуист выше бога, так как индуист помогает божеству освободиться от мары, лжи и иллюзии, и познать себя самого через человека» [2, с. 191]. Трудно подобрать более удачный комментарий к вышеизложенной теории.
Вышеперечисленные тексты со всей ясностью и определенностью свидетельствуют о коренной внутренней несовместимости и диаметрально противоположной сути учения индуизма и христианства. Именно в индуистском учении просматривается то семя отрицания личностного Бога, которое дало такие страшные и уродливые всходы в буддизме и особенно в дзен-буддизме. И эта зловещая метаморфоза обезличивания Бога и возвышения человека уже отчетливо видна на следующей стадии  в буддизме.
В отличие от индуизма, который не имеет определенного основателя, буддизм связан с вполне конкретной исторической личностью, создавшей и сформировавшей это учение. Личность эта известна под именем Будды, что означает «просветитель»  это обычное имя, которым называли немало индийцев. «Будда родился около 567 г. до н.э. Его собственное имя  Сиддхартха, то есть «достигший своей цели»; его родовое имя  Гаутама, имя его отца Шуддходана, имя матери  Майя. Он был последним принцем царства Шакья и был воспитан в Капилавасту, столице царства Шакья» [1, с. 295].
Легенда гласит, что царевич Гаутама жил в царском дворце не зная ни в чем себе отказа, среди полноты удовольствий мира сего, но встреченные им знамения во время прогулки в парке (старик, согбенный годами; больной, измученный лихорадкой; умерший и нищенствующий монах) «раскрыли глаза» Гаутаме на реальности обыденной жизни, на ужасы болезни, старости и смерти и подтолкнули его искать выход из этого состояния в традиционной для того времени аскезе. В возрасте 29 лет Будда уходит из родного дворца, становится странствующим монахом. Однако после шести лет сурового аскетического послушания Будда пришел к убеждению, что этот метод совершенно бесплоден. И вот Гаутама пытается найти новый путь спасения. Он проводит под деревом семь недель в напряженнейшей аскезе. «Гаутама постоянно и неподвижно смотрел на восток, и его ум был устремлен к одной цели: «Я не сдвинусь с места, пока не достигну высшего и абсолютного знания». И вот однажды его ум озарился новым светом. Он овладел тем, что искал. Когда он обрел просветление после многих лет постоянных поисков и размышлений, он счел своей обязанностью рассказать обреченным толпам о пути к вечному счастью» [1, с. 296297].
Вот так и родилось учение буддизма. Как же раскрывается теологический аспект в концепции Будды? В своей «Индийской философии» Радхакришнан пишет: «Хотя Будда допускает существование божеств, подобных Индре, Варуне и т.д., для объяснения мира они не нужны. Даже они включены в круг рождений и не могут нарушить великий закон нравственной причинности (кармы). Нет никакого божественного творца нашего бытия. Человека порождают его собственные деяния. Даже то, каких родителей он имеет, зависит от его кармы» [1, с. 387]. И далее тот же автор замечает: «Будда, скорее наставник, нежели спаситель; он помогает нам видеть истину. Он не создает в воображении где-то далеко в глубине веков Творца вселенной, начинающего ряд сансары. Поток мира не имеет другой причины, помимо себя самого. Довольно и того, если мы знаем, каков порядок вещей. Не следует выходить за рамки мирового порядка» [1, с. 388].
При анализе вышеизложенных отрывков становится вполне очевидным тот факт, что буддизм  это религия без Бога вообще, как такового. И если в индуизме понятия о Боге присутствует, хотя и не имеющем определенной личности со всеми ее атрибутами, то в буддизме оно совершенно нивелируется и весь центр тяжести сдвигается на человека, могущего спастись своими собственными усилиями. Поэтому в буддизме ничего не говорится о благодати. Все дело в саморазвитии личности. С помощью усилия и тренировки человек может выработать в себе силу и добродетель, которые сделают его независимым от всех вещей. Никто не сможет победить его, если он сам победит себя. «Даже Бог не может превратить в поражение победу человека, победившего самого себя» (Dhammapada, 105) [1, с. 362].
Своей кульминации учение буддизма об отрицании Бога достигает в словах самого Будды: «Я одолел всех врагов; я мудр; я свободен от всех пороков; я оставил все и достиг свободы, уничтожив желание. Достигнув знания, кого назову я своим наставником? У меня нет учителя; мне нет равных; в мире людей и богов нет схожих со мной. Я священ в этом мире, я высший учитель, только я  подлинный Самбуддха; я обрел прохладу (погасив все страсти) и достиг нирваны» («Махавагга», 1.79) [7, с. 461]. Это поистине величайший из гимнов человеческой гордости, воздвигнувшей на пьедестал вместо Творца, самого человека.
Что касается антропологического аспекта в учении буддизма, то ему, естественно отводится первостепенное место. Для Гаутамы совершенно очевидно, что человека необходимо спасать. И он совершенно правильно замечает, что спасать необходимо от существующих в мире страданий. Все страдания имеют свою причину и, уничтожив причину, мы уничтожаем и само страдание. Причиной страданий Будда указывает страстную жажду, вызывающую обновление становлений, сопровождающуюся чувственными удовольствиями и ищущей удовлетворения то здесь, то там [1, c. 310]. Он также обозначает и путь, уничтожающий жажду желаний. Путь этот открывает глаза и наделяет разумом, ведет к миру, к прозрению высшей мудрости, к нирване. Он получил название истинно благородного восьмеричного пути. Состоит он из: правильных взглядов, правильных стремлений, правильной речи, правильного поведения, правильного образа жизни, правильной направленности мысли или намерения и правильного экстаза» [1, c. 357]. С христианской точки зрения этот путь, в общем, вполне приемлем, и в христианской аскетике мы можем найти подобные воззрения. Однако абсолютно не верен и даже  страшен последний, основной по буддизму, этап этого пути  правильный экстаз или нирвана.
Слово «нирвана» буквально означает «затухание» или «остывание». «Затухание» напоминает кончину. «Остывание» кажется не полным уничтожением, но только умиранием страсти. «Освобожденный ум подобен затухшему пламени» (Dīgha Nikāya, II. 15). На эти два смысла слова «нирвана» следует смотреть как на отрицательную и положительную стороны одного конечного состояния бытия, которое не может быть адекватно выражено в доступных для понимания образах [1, c. 380381]. Здесь мы сталкиваемся с вполне конкретным разрушением и уничтожением личности как таковой. По буддизму спасение состоит в разрушении нас самих, нашей внутренней личности [1, с. 355]. И не случайно, а вполне закономерно то, что для достижения нирваны буддизм использует один из методов индусской йоги (По мнению датского проф. Огорда традиционная йога является искусством смерти, термоядерным оружием индуизма в его войне против жизни [8, с. 253]). Этот метод как нельзя лучше способствует главной цели буддизма  духовному самоубийству, переходящему и на телесную сущность (по одной из версий сам Будда умер, уйдя в паринирвану, т. е. нирвану по ту сторону жизни [7, с. 464]).
Но может возникнуть вполне закономерный вопрос: «Почему Будда избрал столь сложный путь к прекращению страданий? Не легче было бы просто физически убить самого себя и, с наступлением смерти, прекратились бы и все страдания? Дело в том, что непосредственное физическое самоубийство связано с тем же страданием, которое так хотел уничтожить Будда. Самоубийство противоречит одному из восьми постулатов «благородного восьмеричного пути», а именно  правильному намерению. Правильное намерение есть намерение не вредить, не ранить другого человека и тем более самого себя [7, с. 554]. Поэтому, убив себя физически, человек не сможет решить проблемы прекращения страданий и связанной с ней проблемы «пребывания в колесе сансары», т. е. Постоянных перевоплощений или т.н. реинкарнации. Поэтому то Будда изобретает другой по форме, но совершенно идентичный по сути метод «выключения» человека из круговорота бытия мира.
Почему же Будда не видит поразительного сходства конечных результатов его метода и обыкновенного самоубийства,  т.е. физической смерти? Потому что Гаутама, как говорилось выше, не Спаситель, который как Иисус Христос заботится главным образом о вечной участи Его последователей. Он революционерэкспериментатор. Для него не столько важен конечный результат, сколько сам изобретенный им процесс, развитием которого он всецело поглощен. Вот, что первостепенно для Будды! Именно из-за этого он отказывает своим ученикам в решении таких глобальных по своей важности вопросов, как: «Вечен ли мир или не вечен? Одно и то же или нет: жизнь души и тела, либо душа  это одно, а тело  другое? Существует ли Будда после смерти или не существует?» [7, с. 550551].
Христианство обещает вечное блаженство своим последователям. Буддизм также стремится к блаженству, к блаженству в нирване. Но если для христианства блаженство достигается путем победы над грехом, а стало быть, и над самой смертью, как следствием греха, и первым, кто прошел этот путь является Богочеловек Христос, то для буддизма блаженство нирваны на самом деле не есть победа жизни, а как раз наоборот, победа над жизнью и, стало быть, победа смерти [9, с. 282]. Господь Иисус Христос есть основатель религии вечной жизни, Будда  религии смерти. И если Церковь Христова есть общество спасающихся от вечной смерти, то общество последователей Будды скорее напоминает не Церковь, а стивеновский «клуб самоубийц», где каждый пытается побыстрее расстаться с жизнью, хотя и несколько необычным способом. И хотя тот же Радхакришнан пытается доказать, что Будда под понятием «нирвана» имел в виду только затухание ложного желания, а не всего существования; что даже паринирвана (полное умирание) не может означать абсолютного небытия, а означает только абсолютное совершенство бытия; что нирвана  это духовный покой, уничтожение дурных наклонностей, сопровождающееся одновременным духовным прогрессом; что нирвана является завершением духовной борьбы, это  цель совершенства, а не бездна уничтожения [1, с. 381], однако все эти определения бессмысленны и ничего не значат с позиции христианского мировоззрения, для которого высшей ценностью является не одинокое блаженство личности в самой себе, а духовное единение и бесконечное обогащение от высшей Личности  Бога. С этим тезисом буддизм никак не может согласиться в самом существе этого вопроса. «Во всяком случае,  пишет Радхакришнан,  нирвана, согласно буддизму,  это не блаженное единение с Богом, ибо такое единение есть только продолжение желания жить» [1, с. 381].
К сожалению и буддизм, сформировавшийся на основе индуизма, оказался не последним в этой роковой цепи отрицания Бога и возвышения и обожествления человека. Он дал новый отросток, еще более ужасный  дзен-буддизм.
Дзен возник в Китае в начале VI века н. э. Его основоположником считается Бодхидхарма. Слово «дзен» означает «сосредоточенность, аскетическая поза». Краткую, но вполне исчерпывающую характеристику дзена дает архим. Рафаил: « Дзен-буддизм   это буддизм без Будды, это адогматическое учение, не признающее ни преданий, ни символов веры, это  поэзия (точнее «голос») человека, причем непосредственного человека, свободного от всех условностей и правид, авторитетов и учителей, а главное  от собственных суждений как внешней формы гносиса» [2, с. 214]. Как и буддизм, он не знает ответа на онтологические вопросы жизни. Божество для него не существует, личность  также, бытие отождествлено со злом. Буддизмом дзен называется потому, что он не вышел из русла буддийского отрицания мира и из всех систем он наиболее категоричен и тверд в отрицании мира и отождествлении бытия со злом. Но если классический буддизм придерживается авторитета Будды, то Дзен-буддизм ниспровергает всякие авторитеты, это полнейший религиозный анархизм. Прекрасной иллюстрацией этого служит следующий диалог: «Кто ШакьяМуни?»  спросил учитель. «Метелка в общественном туалете», – отвечал ученик [2, с. 216].
В заключение нашего обзора хотелось бы сделать два важных вывода:
1) Учение о Боге или теологический аспект христианства с одной стороны и индуизма, буддизма и дзена с другой совершенно несовместимы по своей сути;
2) учение о человеке или антропологический аспект также несовместимы в этих учениях, т.к. идея спасения и вечного блаженства совершенно различны в сравниваемых религиях.
На основании вышеперечисленных пунктов вполне очевидна абсолютная невозможность осуществления самой идеи создания на основании сравниваемых учений чего-то нового без значительного ущерба, прежде всего для христианства и, как следствие неприемлема вся концепция теософии, которая стала столь «любимой  игрушкой» в руках просвещенного человечества третьего тысячелетия.

Список использованной литературы:
1. Радхакришнан С. Индийская философия. М., 1956, Т. I.
2. Рафаил (Карелин), архим. Церковь и мир на пороге апокалипсиса. М., 1999.
3. Ильин Г. Ф. Религии древней Индии. М., 1959.
4. Соловьев В. Философский словарь. Ростов-на-Дону, 1997.
5. Трубецкой С.Н. Религии Индии и христианство // Литературная учеба, 1991, ноябрь-декабрь. – С. 131-144.
6. Василий (Родзянко), еп. Теория распада вселенной и вера отцов. М., 1996.
7. Элиаде М. Священные тексты народов мира. М., 1998.
8. Дворкин А. Сектоведение. Нижний Новгород, 2000.
9. Русские философы // Антология. М., 1994.

Скачать (doc)