Явление Александра Солженицына, писателя-мыслителя, было провиденциальным: культурная почва, способная породить настолько сильную личность, явно была жива. Сам писатель говорил о литературной близости ему Льва Толстого, но в его творчестве отразилась и метафизическая трагедийность Федора Достоевского.

Об огромном влиянии на общество его первых произведений, особенно повести «Один день Ивана Денисовича», сказано много. Но «Красное колесо» недооценено в наше мятущееся время: литературные формы духовной эпопеи разноплановы и резки, что трудно для восприятия; нередко перехлестывают через край и языковые эксперименты писателя. И все же эта великая литература захватывает. В грандиозных узлах Солженицын раздвинул горизонты историософии России, раскрыл новые темы российской трагедии, которые с течением времени становились все более актуальными. Здесь продолжалась русская традиция философичности художественной литературы. В исторической эпопее «Красное колесо» Солженицын в наибольшей степени раскрылся как большой художник: «Октябрь шестнадцатого» – одна из вершин русского романа. Это не пресловутый поток сознания, а густой бурный ток жизни, поток экзистенции – автора, героев, общества, России.

Непревзойденную русскую классическую литературу Солженицын обогатил новыми образами, сюжетами, проблемами. Русские писатели XIX века не смогли достойно описать любовную драму простолюдина. Только некоторые писатели в советский период раскрывали душу (вопреки соцреализму) простого человека, преисполненную глубоких, сильных чувств, которые дворянской литературой были приписаны только образованным сословиям. У Солженицына же вечная тема любви захватывает величественными проявлениями, сложнейшими отношениями, испепеляющими страстями при подлинно русском целомудрии.

Поразительный факт, но проникнутая религиозным пафосом русская классическая литература не описала драмы богопостижения заблудшей, мятущейся души (каковыми и являлись герои этой литературы). Приближался к этому Николай Лесков, но он описывал сложившиеся религиозные типы, а не процесс и акт богоузнавания. Метафизическое творчество Достоевского решает глубочайшие религиозные проблемы, но в его произведениях герои являются персонификацией этих проблем-идей. В советский атеистический период никто из писателей не приближался к этой теме. Солженицын же описал внутреннюю бездну богооставленности души, из последних сил тянущейся к церковной паперти и в ответ на последнюю надежду получающей спасительные токи благодатного очищения. Любовь к Богу обретается через любовь к ближнему – простую истину открыл писатель нашему путаному времени. Но путь воцерковления современного человека после трагедий богоборческого века не может быть елейно приторным, это путь очистительных страданий и возрождения на грани смерти.

Судьбы героев Солженицына переживались и переживаются как судьбы близких, да они и останутся близки нам, потому что мы – соотечественники и связаны судьбой своего Отечества и единством национального характера.