Православная духовная традиция необычайно богата. Многие подвижники оставили после себя наставления и описания своего опыта. Или опыта своих наставников, предшественников. Сотни и сотни томов написали… Одному человеку за всю жизнь эту духовную библиотеку не прочитать.
Эти тома о христианском подвижничестве оставили отнюдь не графоманы. И потому писания подвижников почти всегда «вынужденные». Автора попросили что-то объяснить, вот он и отписал. Его ответ прочли, приняли к сведению, сохранили. И библиотека православной духовной литературы пополнилась еще одной «единицей хранения». Поскольку цели у авторов были практические – помочь адресату, то в основном писания подвижников говорят о начальных ступенях духовного восхождения. Ведь их адресаты были именно новоначальные подвижники.
 Однако из этого общего правила есть исключение. И какое исключение! Знаменитые «Триады» святителя Григория Паламы. В этой книге святителя толкуется высокий опыт духовной жизни. Почему именно высокий? Опять вынужденно. На высокий опыт афонских безмолвников обрушился с резкой критикой один образованный монах. Святитель Григорий, сам будучи образованным монахом, написал в ответ «Триады в защиту священно-безмолвствующих». Кто такие безмолвствующие?
***
 Безмолвием в данном случае называется не практика молчания (наподобие широко известного «обета молчания»), а особый опыт: священное безмолвие. То есть безмолвие ума от страстных помыслов. Причем обсуждает святитель Григорий опыт безмолвия самый-самый высокий.
Во многих писаниях подвижников уделяется большое внимание борьбе со страстями и покаянию и лишь чуть-чуть говорится о более высоком опыте – о жизни безмолвнической. «Триады» же продолжают разговор о духовном восхождении, объясняют, что такое сведение ума в сердце и даже самые-самые высокие ступени духовного восхождения. В этом смысле «Триады» как бы дополняют корпус православных аскетических писаний.
 Почему подвижники о борьбе со страстями пишут – ясно. И ясно, что борьба со страстями направлена на то, чтобы страсти в человеке «утихли» (как бы «безмолвствовали») и не мешали человеку жить с Христом. Это в совершенной степени достигается только в опыте бесстрастия. Такой опыт справедливо считается вершиной аскетического пути.
Но были подвижники, которые пережили опыт и еще более высокий, предельно высокий. Это опыт чистой молитвы и созерцания нетварного Света. Вот это созерцание и было мишенью у безжалостного критика афонского подвижничества. Вот почему святитель Григорий и пишет о высоком опыте – не заостряя внимания на опыте начальных ступеней, без которого невозможно достичь возвышенного опыта.
***
 Припомним и перечитаем, о чем именно рассуждал святитель Григорий: «Ум в чистой молитве исступает из всего сущего. Исступление это без сравнения выше отрицательного богословия: оно доступно только приобретшим бесстрастие; и единения еще нет, если Утешитель не озарит свыше молящегося… не восхитит его через откровение к видению света»[1].
 Подвижник, который сподобился бесстрастия, может после этого вкусить опыт чистой молитвы. Его ум на молитве «исступает из всего сущего», отрешается от всяких восприятий тварного бытия и восхищается к нетварному Богу. И еще более высокое единение с Богом возможно. Его познали те, которые были озарены Святым Духом Утешителем и созерцали нетварный Свет.
 Этот Свет не является галлюцинацией или обычным физическим светом, например светом грозовой молнии. Это «лучи Божества», их «невидимо видели» отдельные афонские безмолвники. Я не буду останавливаться на том, как в этом тексте святитель Григорий противостоит неоплатоническим трактовкам духовности, не буду входить в рассуждения об отрицательном богословии и единении, опрощении.
 Лучше я задамся вопросом: зачем нам это знать? О чем говорят «Триады», чему учит святитель Григорий? Тому, как много дает Бог православным людям, как высоко простирается путь духовного восхождения и как непросто нам судить о том, что мы знаем лишь понаслышке.